Я родилась в 1925 году в  деревне Шумщина Дзержинского района Минской области в очень бедной  крестьянской семье. Отец мой, Петр Антонович,  после смерти первой жены остался с шестью сыновьями женился на вдове,  у которой был сын.  Это была моя мама, Анна Ивановна. От этого брака родилось еще  шестеро детей.  Пока была жива мама, мы не ощущали особых тягот. Вся тяжесть забот о семье лежала на ее плечах. Но в 1934 году, в возрасте 45 лет, мама умерла.  Семь старших братьев  постепенно ушли на свои хлеба, а младшие, в возрасте от  11 до 3 лет, остались с отцом.  Он работал конюхом в колхозе.  Уходил на работу с первыми петухами, возвращался очень поздно, никаких  выходных не было.  Заниматься детьми он не имел возможности. Мы сами себя кормили, лечили, обстирывали, воспитывали.   Но жадно учились. Полуодетые, нередко голодные,  ходили в школу  за 3-5 км. Мне со старшим братом  (ему уже было 11 лет) приходилось ходить в школу по очереди (нечего было одеть, обуть, да и дома  нужно было остаться самому старшему), не было  учебников, письменных принадлежностей, но по успеваемости мы были среди отличников.

Петр Буйкевич, отец  Валентины

Леонид, брат Валентины Буйкевич

Район наш  до 1939 года был приграничным, и руководством  погранзастав проводилась очень большая работа  по патриотическому воспитанию населения. Начальник погранзаставы тов. Ачкасов  и его помощники  часто проводили беседы в школах и сельских клубах. Нередко жители деревень, в  том числе школьники, помогали задерживать нарушителей границы.
Моя небольшая деревенька (32 крестьянские хатки) располагалась недалеко от леса, вдали от шоссейных  и железных дорог, по сути, была связана с миром только радио. 
22 июня 1941 года  жители деревни  весь день находились в тревожном, напряженном состоянии. Обсуждались разные предположения, радио не работало…  Кто-то видел трех красноармейцев, одетых в новую форму, в сапогах и не остриженных наголо. Это насторожило всех. Кто они?   Почему весь день молчит радио?  Военнообязанные мужчины после длительных обсуждений  решили  утром 23 июня  пойти в Дзержинский райвоенкомат на призывной пункт. Вернувшись, рассказали, что  райцентр опустел, все учреждения закрыты.  А радио и там не работает.  На призывном пункте собралось много народу, но районное начальство  уже уехало. Ничего не выяснив, люди разошлись.
Деревня вновь жила тревожными ожиданиями. Никто не мог поверить, что это действительно война.
25 июня на проселочной дороге  в лесу, недалеко от деревни, остановилась  военная грузовая машина. Кончился бензин. Колхоз ничем помочь не мог.  Нужно было обращаться в МТС, километров за 10. Командир и водитель, прежде чем уйти, рассказали, что немцы вероломно напали на нашу страну. Уже четвертый день  они беспрерывно бомбят  села, города, а самолеты  гоняются за каждой машиной. Военные попросили до их возвращения взять под охрану машину – там снаряды и патроны для наших войск.  Мои братья Леонид и Виктор  замаскировали машину. Установили караул.
26 июня через деревню стали проходить  первые отступающие красноармейцы. Они шли от западной границы из-под Белостока, из крепости Осовец. Усталые, запыленные, голодные, многие были ранены.  Все с винтовками, но ни у кого не было патронов. Красноармейцы говорили, что нападение было  неожиданным, ночью. Многие погибли во время первых бомбежек.
Колхозники кормили отступающих, перевязывали раны, советовали, как  можно короче и безопаснее, по глухим дорогам, пройти к Минску. Мы не знали, что творится в Минске.  
28 июня, около  10 часов утра, на большой грузовой машине и двух мотоциклах с колясками в деревню ворвались немцы. Их было человек 16.  Все в черных  мундирах с серыми воротниками и обшлагами. Они построились в цепь и, непрерывно стреляя, направились к ближайшему лесу.  Скоро оттуда пригнали около 20 красноармейцев. В одном из дворов им показалось,  что пробежал  красноармеец, стали стрелять. Все обыскали и, не найдя никого,  вывели Матея Ермоловича, хозяина дома, старого, больного, в нижнем белье. Немцы пытались поставить на колени Матея, били его, он падал, снова поднимался и снова падал.  Все это немцы фотографировали. Затем отвели старика за хлев и застрелили.
Немцы вернулись к задержанным красноармейцам. Сняли с них ремни, срезали пуговицы с брюк и гимнастерок, заставили размотать обмотки. Из винтовок вынули затворы и сломали приклады, а затем  бросили в овраг. Под конвоем автоматчиков красноармейцев, как стадо, погнали по дороге.
Колхозники были потрясены  всем этим.  Первая встреча с захватчиками показала, что они несут  нашему народу.
Вечером в доме моего старшего брата, Леонида Петровича, колхозного бригадира, собралось  все мужское население деревни. Долго и взволнованно  говорили, особенно пожилые люди – участники Первой мировой войны. Все видели, чего немцы хотят: поставить нас на колени, а тех, кто не подчинится, - расстреляют.  Решили похоронить убитого Матея Ермоловича как первую жертву фашистов, собрать все винтовки, отремонтировать их и спрятать. Оставленную в лесу автомашину разобрать на запчасти, боеприпасы закопать в землю, собирать любое оружие и надежно хранить. Помогать отступающим красноармейцам, укрывать их в безопасных местах, переодевать их  в гражданскую одежду, выдавать справки, что они местные. Разошлись по утро. Каждый уже имел поручение.
Так началась наша стихийная борьба с немецко-фашистскими оккупантами.
В сентябре братья  Леонид, Виктор и Сергей связались с группами  партизан, состоящими в основном из бывших красноармейцев. Леонид, в частности, познакомился с руководителем  одной из таких групп, батальонным комиссаром Рыжаком Сергеем Александровичем (кличка «Рыжий»). Он был тяжело ранен.  Крестьяне деревни Косиловичи  больше месяца лечили и выхаживали его. Чуть поправившись,  «Рыжий» развернул активную работу.  В окрестных деревнях и в Дзержинске  он подбирал надежных людей для борьбы с оккупантами, инструктировал их. По его поручению наши люди были направлены для работы  в создаваемые немцами органы управления. Старостой волости (в д. Демидовичи)  направили Ивана Грицкевича – бывшего  председателя сельсовета. Он категорически отказывался, возмущенно кричал: «Лучше расстреляйте – не пойду!». При встрече «Рыжий» сказал ему: «Родина требует – надо идти».  Грицкевич подчинился.  В полицию направили Андрея Муху. Правда, через два месяца он оттуда удрал.
К  выполнению партизанских заданий было привлечено  более 10 жителей нашей деревни. Стали связными партизанской группы и мы: я, мои младшие сестры  Маша и Катя.  Мы выполняли различные задания: добывали медикаменты, обувь, одежду, табак.  Одеваясь нищими погорельцами, шли в немецкие гарнизоны – Дзержинск, Заславль, Красное, Фаниполь. Разведывали, что замышляют немцы, узнавали  номера их воинских частей, где они размещаются, где их базы  продовольствия, горючего.  Добывали распоряжения, приказы оккупантов для населения, газеты, листовки. Собирали сведения о зверствах, грабежах и расстрелах, выявляли тех, кто стал пособником фашистов.  Рассказывали людям о партизанской борьбе с оккупантами.  
В начале 1942 года  ушли в партизанские отряды братья Виктор и Сергей с женой  и дочерью.  Леонида оставили для работы в деревне. Семья стала партизанской.  А наш дом и дом Леонида  стали опорными пунктами партизан в деревне. Отсюда они  часто уходили на боевые задания. Здесь отдыхали, возвращаясь с заданий.
Утром 31 января 1943 года в  деревню нагрянули  немецкие каратели.  С ними был полицейский – переводчик Сарнацкий, сын бежавшего  в 20-е годы на запад  владельца мыловаренного завода  в Дзержинске, теперь привезенный немцами из Германии. Каратели окружили деревню, согнали все население в одно место, а сами устроили грабеж. Одну женщину и ее детей  за неподчинение  приказу фашисты сожгли в  доме заживо.
В нашем доме на стене висели  фотографии семи  старших братьев в форме  красноармейцев.  Каждый из братьев, когда проходил воинскую службу, считал своим долгом  прислать домой  фотокарточку.  Отец с гордостью вывешивал  их в рамке   под стеклом.  Увидев целое воинское подразделение  красноармейцев, немцы потребовали найти хозяина дома. Сарнацкий, как ищейка, бросился в толпу, нашел отца и повел его в дом. Немцы что-то кричали, затем выбили прикладами  оконные рамы,  бросили в дом солому и подожгли. Отец в горящей одежде,  со вздутой на лице  кожей, несколько раз  пытался выброситься из окна, но каратели ударами  прикладов  отбрасывали его в горящий дом.
Мы, три сестры, стоя в толпе согнанных колхозников, были в отчаянии,  парализованы страхом и ужасом. Немцы и полицейский искали нас, угрожали односельчанам. Один из сельчан громко сказал: «Детей в деревне нет. Два дня назад они уехали в Минск, к тетке».  Никто нас не выдал.  До 5 часов вечера  фашисты бесчинствовали в деревне.  Затем забрали всех лошадей, приказали запрячь повозки и, погрузив  все награбленное,  отправились жечь и грабить другие деревни. 
Каратели  уехали на санях. Они пели песню «Реве тай стогне Днепр широкий...». Хорошая песня. Только я ее после того слушать не могу, сразу слезы катятся. 
Соседи помогли разыскать нам на пепелище останки отца и похоронить. Староста волости Иван Грицкевич  выдал нам документы, свидетельствующие т о том, что мы погорельцы и живем с подаяния.  Благодаря этим документам мы уже «законно» ходили  по деревням и поселкам. Жили сначала в семье брата, а затем в разных деревнях партизанской зоны.
В апреле 1943 года  в Минском и Дзержинском районах начала действовать десантная  разведывательно-диверсионная группа «Родные».  Меня откомандировали связной разведчицей в эту группу.  Возглавлял ее Фокин  Евгений Александрович, молодой лейтенант-пограничник, заместителем  по разведке  был  Калашников Михаил Сергеевич, опытный чекист,  разведчик, подрывник,  уже дважды  побывавший в тылу врага.  Он серьезно относился  к подбору подпольщиков, тщательно готовил проведение каждой операции, учил нас подпольной работе, конспирации.
Мне он поручил подобрать надежных людей и установить связь с подпольщиками  Дзержинска и Минска, вести разведку и наблюдение за немецкими гарнизонами и железнодорожной станцией Фаниполь, докладывать о размещении подразделений, как немецких, так и полицейских, их укреплениях, номерах воинских частей, намерениях по карательным акциям, выездам в деревни с грабительскими целями и для захвата молодежи и отправки  ее в Германию. Мне удалось  привлечь надежных людей в Минске и Дзержинске, имеющих доступ  к важной информации.
Задания менялись, конкретизировались, но все были с риском для жизни.  Каждый раз, готовясь  к встрече  с новым подпольщиком, приходилось по нескольку раз  просчитывать различные варианты, соблюдать конспирацию.  Ведь мы вступили в схватку  с коварным, опытным и  жестоким врагом. За один поход  приходилось встречаться  с тремя – четырьмя подпольщиками, нужно было помнить  очень много данных и не перепутать их.
Группа «Родные»  организовывала диверсии на железных, шоссейных и грунтовых дорогах.   Для успешной работы диверсионных групп  нужны были точные данные о путях подхода  к железнодорожному полотну, расположении  укрепленных блокпостов, графиках круглосуточного  патрулирования  между ними,  организации охраны мостов, станций, графики  движения поездов с живой силой и техникой. Мне было поручено  раздобыть все данные  по станциям  Койданово и Фаниполь.  Это было трудное  и очень опасное  задание.  Нужно было подобрать  надежных и квалифицированных  людей, работающих на железной дороге, досконально знающих дело и имеющих доступ к информации.  Лучше всего  для этого подходила  кандидатура Ковалева  Павла Антоновича.  По долгу службы  он часто ездил в Минск, Столбцы, Барановичи и другие города, но работал  под тщательным наблюдением немцев. Дом его  с улицы охранялся. Так что встретиться  с Ковалевым, не вызывая подозрения  у фашистов, было сложно.

Я через дочь управляющего банком  Валю (она была нашей подпольщицей и работала техсекретарем у Грицкевича) познакомилась  вначале с одной  из дочерей Ковалева Ниной. Нина недоверчиво отнеслась ко мне, так как немцы  для проверки лояльности «своих» работников подсылали провокаторов.  А отец в семье был  единственным кормильцем. Случись что-нибудь с ним, вся семья бы погибла. Я вынуждена  была ей прямо заявить: «Скажи отцу, что я от партизан. Пусть встретится со мной или выдаст немцам». На следующий день Нина показала тропинку, по которой я ночью, огородами, могу подойти к их дому.
Ночь была темная,  тропинка и ориентиры терялись. Я провалилась в какую-то канаву.  Ботинки были полны  снежной каши, ноги  до колен мокрые. К счастью, недалеко от  дома меня  тихонько окликнули. Вошла в дом мокрая и замерзшая. Павел Антонович посмотрел на меня с  каким-то сожалением, а может,   недоверием и разочарованием. Ждал бойца, а пришла мокрая курица. Он сказал дочери и жене: «Снимите с нее мокрые одежки, налейте тарелку горячего борща, пусть этот несчастный ребенок покушает и обогреется». У меня  сердце остановилось: «Не верит! Не принимает всерьез! Ничего не сделает!».
Ем борщ, а у самой  слезы по горошине.  Что же делать? А Ковалев смотрит на меня, нахмурившись, и молчит.  Наконец он спросил, кто я такая, сколько мне лет и что хочу ему рассказать. Всю силу воли я собрала в кулак, вытерла слезы: «Мне 17 лет. Я родилась и живу в этом районе…».  Рассказала ему о своей большой семье, о братьях-партизанах, о сожженном отце, о наших с сестрами бесконечных походах по гарнизонам, о том,  что меня прислало командование десантной группы связаться с ним.  А в конце беседы патриотично заявила: «Вы очень нужны Родине.  Ваша помощь может  спасти  тысячи жизней красноармейцев на фронте и партизан здесь. Вы можете  уменьшить поток смертоносных грузов, идущих на фронт.  Командование очень рассчитывает на Вашу помощь». Мне показалось, что глаза его потеплели.  Помолчав немного, он глубоко вздохнул и сказал: «как долго я искал и ждал такой встречи. У меня была связь с партизанами, по их заданию я пошел на эту проклятую работу.  Но неожиданно летом 1942 года  связь с ними оборвалась. Нужных вам материалов у меня накопилось много. Что я должен делать?».
Оказалось, что Ковалев  с августа 1941 года работал в партизанской группе «Рыжего». О том, что Сергей Александрович Рыжак в конце июля 1942 года погиб в бою, Ковалев не знал. Я вкратце рассказала Павлу Антоновичу  о моем задании и попросила  его встретиться с командованием группы «Родные».
Вскоре в лесу состоялась встреча. Ковалев  составил подробные чертежи  укреплений на железнодорожных станциях Койданово, Фаниполь и на всем участке магистрали Минск – Барановичи.   В пояснительной записке к чертежам  давалось описание системы  охраны блокпостов, количественный состав ближайших гарнизонов, графики патрулирования и т.д.  Вынос этих материалов из Дзержинска был сопряжен  со смертельной опасностью.  Однако все документы в срок были доставлены мною  в группу, а затем переданы  командиру Барановичского  партизанского соединения В.Е. Чернышеву. Они были успешно использованы в «рельсовой войне» и наступающими частями Красной армии. 
П.А. Ковалев  вплоть до освобождения Беларуси  продолжал передавать бесценную информацию по всем запросам группы «Родные». К сожалению,  в 1944 году он был репрессирован. Отсидел 10 лет. Вернулся больным, измученным человеком. Реабилитирован посмертно.
В Минске на связи с нами работало в разное время 10-12 человек. С одной из групп подпольщиков  активно взаимодействовала Тилигузова  Елена Фадеевна. До войны она работала в городской милиции. Когда мужа мобилизовали в Красную армию, она осталась одна с  больной матерью и  двумя маленькими  детьми.  Переехала в нашу деревню к родственнице и включилась  в работу подполья.  Она добывала немецкие бланки пропусков и других документов через  знакомых в немецкой городской управе.
Однажды минские подпольщики  запланировали взрыв  на табачной фабрике  и обратились за помощью к партизанам. Задание доставить мину  на явочную квартиру поручили Тилигузовой и мне.  Подъехали мы с ней на повозке  к деревне Петровщина. А там 15 повозок  с людьми. Все ехали на базар в Минск. Шестеро немцев делами досмотр: заставляли людей снимать верхнюю одежду, шарили по карманам, переворачивали повозки  в поисках двойного дна, выворачивали из мешков содержимое. Хочешь – собирай, не хочешь – убирайся вон. 
Пока первых досматривали, мы мину из мешка с картошкой  переложили в ручную торбу, где были хлеб и сало, пересыпав все сеном. Фашисты направились к нам. А я стою, оцепеневшая, и шепчу: «Лена, дай мне эту торбу. У тебя двое детей, а я одна, с кем же они останутся в случае чего?». Схватила торбу и пошла навстречу немцам. Они к тому времени уже пьяненькие. Западники их «повеселили» самогоном…. Собравшись с духом,  подошла к фашисту. Он обшарил одежду. Я раскрываю перед ним торбу и говорю: «Пан. Сало». Он поглядел на  сало с хлебом, пересыпанные сеном. И брезгливо отшвырнул торбу: «Тьфу, швайн!».
Мы с Леной быстро вскочили в повозку и поехали, а как доехали – не помню. Страшно стало потом, когда попили чаю. Стал бить озноб.  Осмыслив все происшедшее, были счастливы, что на этот раз пронесло….
Мы с ней дважды благополучно доставляли мины  минским подпольщикам.
Из Минска подпольщики другой группы, возглавляемой моим двоюродным братом, Буйкевичем Леонидом Михайловичем, передавали со мною для партизан медикаменты, перевязочные материалы, подпольные издания сводок Совинформбюро, листовки, газеты, в том числе  и с Большой земли. Леонид работал в 3-й клинике  с профессором Е.В. Клумовым, который жил в Минске по улице Колхозной,9. Его дом какое-то время был нашей явочной квартирой...
Мне тогда не было еще  18 лет. Орден Красной Звезды  и партизанские медали я получила в 1944 году. Ордена Отечественной войны  ІІ степени и «Знак Почета», 3 Почетные грамоты  Президиума  Верховного Совета БССР – позже….

После освобождения Беларуси  мои братья-партизаны Леонид, Виктор, Сергей ушли на фронт. Леонид погиб под Кенигсбергом, Виктор был тяжело ранен в Прибалтике, там женился, живет в Риге. Сергей до 1950 года  воевал с бандами в западных районах Белоруссии.  Жил и умер в Минске. Братья Павел, Николай, Константин и Михаил с первых дней войны служили  в рядах Красной армии, погибли в боях с немецко-фашистскими  захватчиками. Таким образом, только в  одной нашей семье в борьбе с оккупантами  погибло 6 человек.  Такую неимоверно высокую цену заплатили мы за Победу».

                                                                                           Н. Дубровский.

***   ***   ***

В наградном листе деятельность  партизанской связной оценена так: «Буйкевич В.П.  работала резидентом спецгруппы НКГБ БССР, имела  на связи 11 агентов. В городе Дзержинске ее агентурой произведено 5 диверсий, 2 террористических акта над предателями Родины, выявлено 28 агентов гестапо, 56 пособников оккупантов. С риском для жизни  во время блокады приносила группе  боеприпасы и медикаменты.  Бесперебойно обеспечивала группу материалами разведки.  Добыла и передала в отряд  планы укреплений железной дороги  Минск – Барановичи и укреплений г. Дзержинска. Буйкевич В.П.  достойна представления к награде – ордену Красной Звезды».
За этими сухими строками официального документа стоят сотни пройденных километров, где на каждом шагу поджидала смертельная опасность. На этом пути ей пришлось увидеть страшную смерть отца, сожженного картелями в своем доме. 16-летняя белорусская девушка вступила в схватку с коварным, жестоким врагом, причем не в открытом бою, а в качестве разведчицы, где каждый шаг, каждое слово, каждая встреча с новым человеком таили в себе смертельную опасность. Задания приходилось выполнять самые разные, но все они были связаны с риском для жизни.. 
После войны Валентина Петровна вышла замуж, окончила педагогический институт, стала историком, трудилась на комсомольской и партийной работе. Награждена Орденом Отечественной войны 1-й степени, трудовыми и юбилейными медалями, орденом “Знак Почета”, тремя Почетными грамотами Президиума Верховного Совета БССР. В 1960 году Валентина Петровна выступала на съезде ООН с речью «Белорусская молодежь в Великой Отечественной войне». С 1983 года находится на заслуженном отдыхе. 
В настоящее время Валентина Петровна – активный член Партизанского районного Совета ветеранов, секретарь Комитета ветеранов войны. Составитель книг воспоминаний участников Великой Отечественной войны. Активно работает с молодежью. Живет в Минске.

Валенина Петровна Буйкевич с автором книги «С риском для жизни», ветераном Великой Отечественной войны  Н. Дубровским.

Валентина Петровна Буйкевич всегда находит время, чтобы встречаться со школьниками и молодежью.

Валентина Петровна Буйкевич (вторая слева).

ЛИТЕРАТУРА:

Дубровский, Н. С риском для жизни/ Николай Дубровский//Дубровский, Н. Бессмертие подвига: документальная повесть/ Николай Дубровский.- Минск: Народная асвета, 2013.- С. 113 – 122. 
З успамінаў В.П. Буйкевіч, былой сувязной  спецгрупы “Родныя”//Памяць. Дзяржынскі раён: гісторыка-дакументальная хроніка.- Мінск, 2004.- С. 378.
Сегодня  в Белорусском государственном музее  истории Великой Отечественной войны  презентуют книгу  “Беларусь родная, помни нас”// http:// www.minsknews.by›. дата публикации: 25 марта 2012 г. 
Сенюков, Г. «Родные» мои…/Геннадий Сенюков//Республика.- 2007.- 8 мая.
Степан, В. Валя из группы «Родные»/Владимир Степан// Советская Белоруссия.- 2009.- 15 апреля.
Шилихина, В. Знания тяжелой ношей не носить/Валентина Шилихина //Беларус-МТЗ обозрение.- 2011.- 10 сентября.

Суслов, А. А. Голгофа Валентины Буйкевич/А.А. Суслов//Суслов, А.А. Творцы Победы: документальные очерки/Александр Суслов. - Минск: Літаратура і Мастацтва, 2010. - с.20-25; ил.

Валаханович, А. "Я была связной спецгруппы "Родные"..."/Анатолий Валаханович //Узвышша.- 2014.- 19 красав.- С.7.

Ландер, В. Связная по кличке Гаврош / Владимир Ландер // Сельская газета. - 2015. - 17 сентября. - С. 22-23.

http://www.sb.by/post/83943/ 
http:// www.minsknews.by›
http:// www.istpravda.ru/bel  
http:// www.minsk-region.gov.by›data/ukgb/izd-2.doc 
http:// www.narasveta.by›new_books/may_2013/