Семья Юшкевичей покинула Койданово в 20-е годы и обосновалась в Минске. Здесь, 1 января 1928 года, родился человек-легенда Геннадий Владимирович Юшкевич.

Из воспоминаний Геннадия Юшкевича о довоенной жизни:

— Жили мы небогато. Помню, бабушка поднимала всю семью в четыре утра, и мы шли в очередь за маслом: на руки давали 200 граммов. Сестра, я, мама, бабушка, дедушка стояли в очереди по три-четыре часа, зато получали килограмм масла…
Сейчас если у кого вдруг не стало горячей воды в кране — трагедия. Вспоминаю, как в довоенное время ценилась вода. Мы жили по Обувной улице, а за водой с чайниками, кастрюлями ходили в район Юбилейной площади, в метрах трехстах от нас. Старый еврей качал насосом воду и продавал ведро за 2 копейки.
Зимой утром просыпаешься, а вода в ведре замерзла. Бабушка медной кружкой пробивала лед. Пока топилась печка, мы сидели под одеялом. 
У меня был такой распорядок дня. В 8 часов в школу вез пес Ярик на санках. Потом он сам возвращался домой. Уроки я делал на ходу, на переменках, после занятий. Идя мимо дома, забрасывал ранец в коридор (ведь если зайду, заставят обедать), а бабушка вручала через форточку бутерброды.
Бежал во Дворец пионеров, занимался я в кружках — трех оборонных, а также танцевальном, баянистов, зоологическом, столярном. Ежедневно посещал по два-три кружка. Потом учился в музыкальной школе по классу виолончели, ходил в спортивную по гимнастике. Да и у дома катался на лыжах и коньках. С утра до вечера был занят. Потому и дури не было. Не смотрел “выпендроны” по телевизору…
 Наверное, от отца перенял интерес ко всему. Он был энергичный, подвижный. И мне всегда хотелось во всем успеть, мечтал стать пожарным, милиционером, командиром, моряком, пограничником. Не хотел быть летчиком, железнодорожником и ученым — читать для меня было наказанием.
Помнится, идем с катка, захожу в сенцы и запускаю руку в огромный глиняный чан: бабушка хранила в нем квашеную капусту. Горстку в рот — голодный же!
Или, идя из Дворца пионеров, у нас было обыкновение на углу улицы имени Энгельса и проспекта задержаться у стеклянной витрины пекарни. За ней выставляли пирожные, которые выпекались неким турком. И каждый из нас, пацанов, обозначал свое пирожное: “Я ем это!” Вот такие радости были…».

После процедуры спецпроверки Геннадий Юшкевич – боец одной из стрелковых частей 3-го Белорусского фронта. За бои севернее Кёнигсберга был удостоен ордена Славы 3-й степени. 
10 мая 1945 года в городе Гумбиннене (ныне – Гусев) подорвался на мине-ловушке: внутри одной из оставленных немцами господских усадьб увидел пианино и, поскольку до войны учился в музыкальной школе, решил сыграть. Как только коснулся клавишей, прогремел взрыв: осколки впились в голову, повредили глаз… 
Жизнь юному бойцу спасло мастерство военного хирурга Н. Кучковской, которой выпало тогда сделать несколько сложнейших для военно-полевых условий операций на черепе. Долечивался уже в одном из эвакуационных госпиталей города Горького (ныне – Нижний Новгород).
В мае 1945 года, уже находясь на излечении в госпитале, один за другим получил из в/ч «Полевая почта 83462» 3-го (диверсионных действий) отделения Разведывательного отдела штаба 3-го Белорусского фронта два письма, подписанные майором В. Шаповаловым. Первое: «15 мая 1945. Поздравляю с Победой. За выполнение задания в нашей части Вы представлены к награде орденом «Красная Звезда». Второе: «Вы награждены орденом Славы 3-й степени приказом по войскам 3-го Белорусского фронта № 0512 от 14.05.45 года. Желаю здоровья и успеха в службе и работе».
Всего же, согласно материалам в/ч 61379, как диверсант-разведчик был удостоен двух боевых орденов – Отечественной войны 2-й степени (но номер и дата наградного приказа неизвестны, и сам этот орден Г.В. Юшкевич на руках не имеет) и Славы 3-й степени (приказ командующего 3-м Белорусским фронтом № 0512 от 14 мая 1945 года).
Демобилизован был в 1946 году из стен госпиталя по состоянию здоровья. В поношенном военном обмундировании и с десятью рублями в кармане вернулся на родину – в Минск. 
В 1946-1967 гг. – на службе в органах внутренних дел. Первая должность здесь - переводчик Управления лагерей немецких военнопленных № 168 (город Минск). 
В 1947-1949 гг. -  курсант  Минской офицерской школы МВД СССР. 
После производства в офицеры (1949) и до начала 1950-х – сотрудник Управления по борьбе с бандитизмом МВД Белорусской ССР и в данном качестве принимал непосредственное участие в ликвидации националистических бандформирований, в том числе и отрядов Армии Краёвой, орудовавших на территории Гродненской и бывшей Пинской областей. 
Затем в течение четырёх лет – оперуполномоченный уголовного розыска Управления милиции города Минска. 
Во второй половине 1950-х – оперуполномоченный БХСС МВД Белорусской ССР, а в 1959-1967 гг. – следователь УВД Минского облисполкома. Последнее специальное звание – капитан милиции. 
С 1967 года – пенсионер органов внутренних дел.

На снимке (слева направо): Геннадий Владимирович Юшкевич, Алексей Иванович Карнач и Петр Арсеньевич Калиновский среди  юнармейцев военно-спортивной игры «Зарница» из Гродненской области.

Поскольку неплохо владел разговорным немецким, в том же 1967 году получил приглашение на работу в Минское отделение Общества дружбы и культурной связи с зарубежными странами. В последующие годы неоднократно представлял за рубежом СССР и родную для себя Белоруссию. В 1973 году в ходе командировки в Берлин случайно отыскал одного из своих спасителей - Шиллята-младшего – Отто. Через год, пригласив О. Шиллята в Минск на празднование 30-летия Великой Победы, на своём автомобиле сумел привезти того нелегально (под видом немого) в закрытую для иностранцев Калининградскую область - на то место, где некогда стоял хутор семьи Шиллятов.

Геннадий Юшкевич, Иван Целиков и Наполеон Ридевский в Калининграде у форта дер Дорн, где завершился штурм Кенигсберга. Май 1985-го

Геннадий Владимирович Юшкевич - единственный, оставшийся в живых из состава группы "Джек". Калининград, 2010 год.

Кавалер большого количества государственных и иностранных наград и, частности, трёх орденов – Отечественной войны 1-й степени (1985 гг.), 2-й (1945 – на руках не имеет, поскольку выдана не была) и Славы 3-й степени (14 мая 1945 года), - многочисленных медалей, включая, «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина», «Партизану Отечественной войны» 1-й и 2-й степени (обе – в послевоенный период), «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За безупречную службу» всех трёх степеней, а также Почётного знака Союза советских обществ дружбы. По представлению Калининградского филиала Союза ветеранов военной разведки постановлением правительства Калининградской области № 479 от 29 июня 2006 года удостоен памятной медали «60 лет Калининградской области»; данная награда по совместной инициативе КРОО «Союз работников правоохранительных органов» и Калининградского корпункта ВГТРК («Вести-Россия») была вручена в торжественной обстановке в марте 2008 года в городе Минске в стенах Посольства РФ в Республике Беларусь. Среди иностранных наград - медаль Польской Народной Республики «Братство по оружию» (Odznaka Braterstwa Broni) и Почётный знак ГДР «Золотая игла в золоте».

Библиография:

Дубровский, Н. Каждый прожитый день становился событием/Николай Дубровский//Дубровский, Н. Бессмертие подвига: документальная повесть/Николай Дубровский.- Минск: Народная асвета, 2013.- С.122-126.
Горчаков, О.А.  Огонь на себя /О.А. Горчаков, Я. Пшимановский // Люди легенд. Выпуск 2. -  Москва - 1966. - С. 357-380 
( первая публикация – в 1959 году, в газете «Комсомольская правда»);
Горчаков, О.А. Лебеди не изменяют /О.А. Горчаков // Встретимся после задания. - Москва - 1973. - С. 242-283;
Горчаков, О.А. Лебединая песня: Повесть/О.А. Горчаков. –  Калининград, 1969. – 192 с., ил., а также - 2) М.: Воениздат. -1990. - 237 с., ил;
Горчаков, О.А. Лебединая песня: Повесть/О.А. Горчаков. –   Москва: Воениздат. -1990. - 237 с., ил;
Иванов, Ю.Н. На краю пропасти/Ю.Н. Иванов. – Калининград: Кн. изд-во, 1983. – 248 с., ил.;
Колосов С. Есть под Варшавой могила // Лесные богатыри. - Тула. - 1966. - С. 249-252;
Ридевский, Н.Ф. Парашюты на деревьях/ Н.Ф. Ридевский. - Минск: Беларусь. -1969. - 240 с., ил;
Юферев, Д. По специальному заданию/Д.Юферев // Верность долгу: Очерки о разведчиках. – Москва, 1984;
Юшкевич, Г.В. Увидеть Пруссию и… умереть: легендарная разведгруппа «Джек». Свидетельство оставшегося в живых/Г.В. Юшкевич.- Калининград, Издательский дом «Калининградская правда», 2005. – 48 с., ил.

Художественные  фильмы:
- «Вызываем огонь на себя» четырёхсерийный телевизионный сериал. СССР, Центральное телевидение, 1964 год. Жанр – военный, по повести О.А. Горчакова и Я. Пшимановского «Огонь на себя». В ролях: Людмила Касаткина, Ролан Быков, Изольда Извицкая и другие, в том числе польские и чешские актёры. Режиссёр – Сергей Колосов;

- «Парашюты на деревьях» в двух сериях: 1-я - «Волчье логово»; 2-я - «На плацдарме». СССР, студия – Беларусьфильм, 1974 год. Жанр – военный, по одноимённой документальной книги Н.Ф. Ридевского. Длительность – 128 минут. В ролях: Владимир Смирнов, Александр Январёв, Николай Федорцев, Людмила Безуглая, Анатолий Барчук, Николай Крюков, Николай Бриллинг, Сергей Полежаев, Александра Климова, Пётр Соболевский, Игорь Ясулович, Тамара Тимофеева, Галина Чигинская, Анатолий Чарноцкий, Анатолий Столбов и Евгений Бочаров. Режиссёр – Иосиф Шульман.

В честь специальной диверсионно-разведывательной группы «Джек» в Калининградской области установлены:
- скорбный обелиск на месте гибели в ночь с 10 на 11 сентября 1944 года в бою с эсэсовцами разведчика Иосифа Ивановича Зварики – у посёлка Сосновка Полесского района. Представляет из себя выполненный из белого металла щит, установленный на импровизированный могильный холмик. Установлен членами современного КРИПОО «Поиск»;

- памятник первому командиру группы капитану Павлу Андреевичу Крылатых - у посёлка Громово Славского района, на изгибе лесной дороги. Открыт был 9 мая 1988 года по проекту калининградского скульптора Е.В. Долганя. Представляет из себя высокий обелиск, выполненный из нержавеющей стали и украшенный в центральной части двумя композициями – с изображением щита и меча и барельефом героя;

- памятник второму по счёту командиру группы лейтенанту Николаю Андреевичу Шпакову – у посёлка Десантное Славского района. Открыт был в 1975 году по проекту калининградского архитектора Е.В. Долганя. Представляет из себя высокий обелиск, выполненный из нержавеющей стали.

Ежик в тумане войны

23:49 4 мая 2012

На исходе войны Восточная Пруссия стала братской могилой для сотен армейских разведчиков.
Всего туда послали около 150 разведгрупп — сообщать командованию о дислокации и перемещении вражеских войск. Бойцы гибли еще в воздухе или после приземления их расстреливали бесчисленные зондеркоманды.
Отправляя на задание 27 июля 1944 года группу «Джек», один из командиров разведуправления 3-го Белорусского фронта пообещал, что к октябрю наши освободят от фашистов всю Восточную Пруссию. Однако группе пришлось активно работать во вражеском тылу более полугода! Впоследствии она вошла в английский каталог лучших разведгрупп мира. Из легендарного «Джека» сегодня жив лишь Геннадий Юшкевич...
Когда началась война, ему было 12 лет. Немцы захватили родной Минск. Отец — на фронте. Маму-подпольщицу казнили. Паренька подобрали разведчики из спецразведгруппы «Чайка». Стал сначала связным, а затем и полноправным бойцом. Ежик (прозвище получил за острый язык и строптивость) ходил в разведку, подрывал вражеские эшелоны с техникой и живой силой. Однажды в деревне Кули угодил в полицейскую засаду, отстреливался, был схвачен, но удалось сбежать...
После освобождения Белоруссии паренька, все еще не достигшего призывного возраста, решили все-таки от войны отстранить. Вышел Гена из штаба грустный и вдруг видит: пылит по дороге полуторка.
Ежик в два прыжка залетел в кузов: «Куда угодно готов — только бы с вами!» Генка нагло прибавил себе два года и был зачислен разведчиком в в/ч 61379 — одно из секретных подразделений «главного диверсанта страны» генерала Павла Судоплатова. А уже через несколько дней спецгруппа «Джек» десантировалась глубокой ночью на парашютах в 26 километрах юго-западнее Тильзита (ныне город Советск).
В одном из боев приключилась беда с Наполеоном Ридевским — отказала нога. Обычно выход из такой ситуации был один: раненый прикрывал отход товарищей и погибал. Однако тут решили: кто-то должен остаться с раненым, чтобы помочь ему добраться до места сбора группы километрах в шестидесяти. Но кто? Повисла тишина...
— Мы с Наполеоном вместе начинали, вместе и закончим, если придется, — сказал Ежик. — Я остаюсь...
Отдельная история, как они выживали.
А однажды Ежик встретился с русским военнопленным, который свел его с антифашистами — в нацистской Восточной Пруссии были, оказывается, и такие. Рискуя жизнями, немецкие патриоты спасли погибающих от холода и голода наших разведчиков. Позже выяснилось, что кроме Геннадия Юшкевича и Наполеона Ридевского уцелел еще и Иван Целиков.
Только троим из группы «Джек» удалось пережить ту самую страшную для них предпобедную зиму...

Подробнее:http://edu.vmdaily.ru/news/ejik-v-tymane-voini-1336160976.html?page=1268

“Джек”: последний из живущих

09.12.2010 • 7:00 | Гомельская правда, Тамара КУПРЕВИЧ

Цитируя строки из этой статьи, сильный человек, разведчик, еле сдерживает набегающую слезу. Живет в его сердце давняя обида: похороны отца были мучительными не только потому, что у гроба стоял один только венок от санитарок больницы. В ту зиму был суровый мороз, и долбить землю пришлось самим родным, так как не было выделено ни транспорта, ни подмоги. Расстроенные бездушием, коллеги Владимира Юшкевича написали письмо в “Литературку”.
— Земля как гранит метра полтора, — делится мой собеседник. — Гроб пришлось опускать вертикально… А потом только пришли из райкома партии, попросили партийный билет отца. Все. Вот такое отношение к человеку, который жизнь по­святил людям…
Испытываю чувство вины как представитель Гомельщины. И говорю Геннадию Владимировичу, что в Хойниках многое изменилось с той поры, сам райцентр преобразился неузнаваемо, дарю книгу о городе. Подчеркиваю, что в райисполкоме работают люди неравнодушные, душевные. Невольно входим в тему “человеческого фактора”, важного во все времена. 
— Вам довелось после войны работать в управлении по борьбе с бандитизмом, уголовном розыске, ОБХСС, а после окончания юрфака БГУ — старшим следователем по особо важным делам в Минском областном управлении милиции. Как Вы сами подходили к людским судьбам?
— Шла реабилитация прежде осужденных. И вот поступило заявление прокурору республики, мне поручили разобраться. Фабула такова. До 1939 года всех лиц польской национальности, живших в радиусе 100 километров от Минска, высылали на спецпоселение. В одной из деревень жила семья: муж — поляк, жена — белоруска и трое детей. Семья эта батрачила. И вот у них отбирают дом, скот, главу семьи высылают, жена едет за ним, а детей забирает мать супруги. В районе Урала во время сплава по реке муж утонул. В 1940-м вдова пишет письмо Калинину с просьбой разрешить вернуться под Минск, в свою деревню. Ей отказывают. Решает ехать сама. Добирается до Осиповичей (они за пределами Минщины) и ночью крадется, чтобы навестить детей. Ее ловят и дают срок 6 лет “за побег с места поселения”. Но тут началась война, и все замялось. Она каким-то образом вернулась, была на оккупированной территории. 
Мне пришлось немало поездить, встретиться с соседями, опросить их. Выношу заключение: “Никакого состава преступления в действиях этой гражданки нет, дело политическое, противоречит духу интернационализма”. И отослал прокурору. Все вернули женщине. Она приехала, упала передо мной на колени: “Все-таки есть правда у советской власти!” А попади дело иному следователю, который пихнул бы его в корзину и все…
 — В октябре Вас зачислили Почетным солдатом 12-й роты 4-го отряда специального назначения 5-й отдельной бригады специального назначения сил специальных операций Вооруженных Сил Республики Беларусь. Поделитесь с современной молодежью, как Вы взращивали в себе мужество, патриотизм, физическую закалку?
— Жили мы небогато. Помню, бабушка поднимала всю семью в четыре утра, и мы шли в очередь за маслом: на руки давали 200 граммов. Сестра, я, мама, бабушка, дедушка стояли в очереди по три-четыре часа, зато получали килограмм масла…
Сейчас если у кого вдруг не стало горячей воды в кране — трагедия. Вспоминаю, как в довоенное время ценилась вода. Мы жили по Обувной улице, а за водой с чайниками, кастрюлями ходили в район Юбилейной площади, в метрах трехстах от нас. Старый еврей качал насосом воду и продавал ведро за 2 копейки.
Зимой утром просыпаешься, а вода в ведре замерзла. Бабушка медной кружкой пробивала лед. Пока топилась печка, мы сидели под одеялом. 
У меня был такой распорядок дня. В 8 часов в школу вез пес Ярик на санках. Потом он сам возвращался домой. Уроки я делал на ходу, на переменках, после занятий. Идя мимо дома, забрасывал ранец в коридор (ведь если зайду, заставят обедать), а бабушка вручала через форточку бутерброды.
Бежал во Дворец пионеров, занимался я в кружках — трех оборонных, а также танцевальном, баянистов, зоологическом, столярном. Ежедневно посещал по два-три кружка. Потом учился в музыкальной школе по классу виолончели, ходил в спортивную по гимнастике. Да и у дома катался на лыжах и коньках. С утра до вечера был занят. Потому и дури не было. Не смотрел “выпендроны” по телевизору…
Наверное, от отца перенял интерес ко всему. Он был энергичный, подвижный. И мне всегда хотелось во всем успеть, мечтал стать пожарным, милиционером, командиром, моряком, пограничником. Не хотел быть летчиком, железнодорожником и ученым — читать для меня было наказанием.  Помнится, идем с катка, захожу в сенцы и запускаю руку в огромный глиняный чан: бабушка хранила в нем квашеную капусту. Горстку в рот — голодный же! Или, идя из Дворца пионеров, у нас было обыкновение на углу улицы имени Энгельса и проспекта задержаться у стеклянной витрины пекарни. За ней выставляли пирожные, которые выпекались неким турком. И каждый из нас, пацанов, обо­значал свое пирожное: “Я ем это!” Вот такие радости были…

— Когда началась война, Вам всего 12 лет было, в 1941-м погибла мать… 
— Мама входила в подпольную группу Хмелевского, Воронова… Она устроилась в люфтваффе уборщицей, имела доступ к информации. В октябре сорок первого была акция “Возмездие”, и всех их схватили. Мама сидела в тюрьме на улице Володарского, ее повесили. И могилы как таковой нет, возможно, их всех свезли в Тростенец…
Вообще, иногда я иронизирую, что и сам отбыл 15 лет на Володарского, имею в виду свою работу следователем. Да и сестра моя работала в тюремной больнице на Володарского, 2. Отец там 8 месяцев отсидел: кто-то стукнул в послевоенное время, что он якобы немцам прислуживал. 
Помнится, как в довоенное время дружил с соседской еврейской семьей Альтшулеров, часто играл с их детьми Зоей и Игорем в прятки. Как-то под кроватью у них нашел 20 копеек. В глазах у меня зарябило — деньги валяются! Зажал монету в кулачке и, когда пришел домой, бабушке показал. А она: “Ты что, иди, извинись, отдай, ведь они потеряли эти деньги!” Я пошел и отдал, хотя вынашивал планы купить на них граммов 20 монпасье.
Так нас воспитывали. Не забери, а отдай! Я с малолетства усвоил, что жить надо честно.
“В составе группы Генка к тому моменту уже разобрался. Павел Крылатых — командир. Николай Шпаков и Иван Мельников — заместители. Наполеон Ридевский, который лучше всех в группе знает немецкий — основной переводчик. Зина Бардышева и Анна Морозова — радистки. Иван Овчаров, Иосиф Зварика и Иван Целиков — бойцы. Трех Иванов, к слову, различали так. Мельникова звали Иваном Ивановичем, Овчарова — Иваном Черным, Целикова — Иваном Белым”. 

 — Интересно, который из Иванов Вам был ближе по складу характера?

— Иван Иванович никогда не унывал. Подвижный очень. Я помню его походку: четкую, стройную, вижу, словно это было вчера. Как только мы останавливались на привал, он обычно обращался к Шпакову: “Ну что, Коля, повеселимся?” Мельникову давали банку тушенки, он доставал финку и ш-а-ах! Одним движением открывал и каждому четко откладывал положенную порцию. 
Целиков был исполнительным, дисциплинированным, но немного угрюмым, весь в себе. Здоровый, крепкий парень. Правда, иногда ворчал в адрес радисток: “Зачем этих баб сунули, ладно, мужики страдают, зачем их отправлять было…”
…Случилось, как-то мы нарвались на засаду, и Шпаков отбился от группы, в темноте ведь это немудрено. Сначала мы искали его, никак не могли найти. Сложность в том, что ходишь осторожно, даже ветка где-то хрустнет, и то пытаешься скрыться. И тут Ридевский застонал. Мы его подтащили. Аня Морозова разрезала штанину, но крови не было. Видимо, он сильно ушиб колено. И тогда Мельников сказал: “Принимаю командование на себя и принимаю решение: кто-то из группы должен остаться с Ридевским, помочь ему дойти до почтового ящика. Там встретимся. Кто останется?” Молчание. Но потом я сказал, что останусь. Вместе мы начинали, вместе и закончить придется. Иван Иванович скомандовал собрать для нас все, чем ребята могут поделиться. Выделили махорку, сухари, аптечку. И группа ушла — выполнение задания никто не отменял. Они двинулись в сторону Польши. Здесь держаться было невозможно: лес опал, кругом пеленгаторы работали. С тех пор я никого больше не видел. В тот квадрат ребята не приходили. 
У нас существовал неписаный закон: если ты ранен, но пока можешь стрелять, отправляй пули во врага, а если не можешь — уходи из жизни с огоньком. Так поступили Шпаков, Зина Бардышева, Аня Морозова…
Я преклоняюсь перед Мельниковым. Как-то была блокада, нас прижали и выгнали на просеку. А тут пулеметный расчет немцев. Мельников с одной стороны зашел, я — со второй. Снимаю пулеметчика, а второй номер целится в меня. Мельников снимает его. Потом Иван Иванович разрядил вражеский пистолет и дает мне пулю со словами: “На, это твоя…” Теперь она в музее Отечественной войны. 
— Вы неоднократно встречались с Иваном Целиковым в послевоенное время. Интересно, что он рассказывал о том, как уцелел?

   — Вас с Ридевским спасли немецкие антифашисты, в частности, Август Шиллят. Вы встречались с этой семьей после войны?
— В свое время я был ответственным секретарем общества дружбы с ГДР. А Отто, сын Августа, жил в Берлине. Как-то один немецкий журналист написал статью “Коммунисты не падают с неба”. Были помещены фото мое и Отто. Затем я рассказал Шилляту о книге “Парашюты на деревьях”, и он несколько выдержек из нее поместил в газете.
А коллектив журнала “Freie Welt” нам такую встречу устроил! Сказали, что приглашают в пивнушку на кружку пива: “Мы тебе сюрприз приготовили”. Было это в районе Берлина, где все осталось как в прежней Германии. Сидим за массивными столами, пиво смакуем. Мой друг Рем интересуется: “Ты случайно не знаешь того, что справа сидит?” Поворачиваю голову и прошу: “А можно, чтобы он встал?” И я узнаю Отто. Оказывается, его столь же загадочно пригласили, как и меня. Вот такой была наша первая встреча.
Потом он дважды приезжал ко мне в Минск. Я спросил: “Какое твое самое большое желание?” Отто признался, что больше всего ему хочется съездить и увидеть место, где был его отчий дом. Но в то время это была закрытая для иностранцев зона. Я переговорил с Наполеоном, дескать, Отто будет немым. Купим билеты и поедем. Если что, говорить буду я. Отто, гиганта двухметрового роста, я усадил на вторую полку в вагоне. Приехали в Калининград тихо, спокойно. Сели в автобус, двинулись в том направлении. Бах, он ломается. Берем такси. Добрались и увидели, что там, где стоял их дом, — ничего нет. Только небольшой ручеек. Отто набрал воды, молча постояли и отправились обратно.
В Минске ему организовали несколько встреч со школьниками, выступал он на радио, был и прием в обществе дружбы. 
На 101 процент благодаря Шилляту и его семье мы с Ридевским остались живы. Август был в свое время в совете красных моряков. Вместе с женой они оказывали помощь голодающим России. Потом он в обществе “Спартака”, позднее — функ­ционер округа. У него был тельмановский билет, знамя районной организации. Шесть лет концлагеря ему дали нацисты. Но поскольку Август имел сына, а Отто призывался в войска, старшего Шиллята освободили под надзор полиции.

 — Оглядываясь назад, как бы Вы охарактеризовали судьбу разведчика?
— Она и благородная, и в то же время неблагодарная. Рискуешь жизнью среди врагов, а когда возвращаешься, на тебя самого смотрят как на врага. При всех моих положительных качествах мне не присваивали званий, обрубали, как говорится, концы. Задавали вопросы типа: “Почему вы остались на оккупированной территории?” А я отвечал: “А почему вы меня в 12-летнем возрасте оставили на оккупированной территории?” Было неприятно.
Окончил с отличием офицерскую школу, с красным дипломом — юридический факультет. Работая следователем в Минской области, в пять утра вставал, делал зарядку. А потом — на попутку, и поехал в районы. Вечером возвращаешься в столицу тоже на попутке, идешь в университет… 
— Что наиболее волнует Вас в современном обществе?
— Общество портят большие деньги. Когда не было их, мы по-другому смотрели на мир. Сейчас много зависти. Бешеные деньги — одно из величайших несчастий нашего века, они рождают трагедии.
— Не кажется ли Вам, что к теме Великой Отечественной войны притупляется интерес?
— Эта тема никогда не уйдет. Пусть на какое-то время интерес поугаснет, а потом она снова взойдет. Как, к примеру, екатерининские времена, война 1812-го, революция 1917-го. Великая Отечественная война — эпохальное событие….
Что осталось за рамками нашей беседы? Гостеприимство хозяина, его фонтанирующая энергетика. В 82 года он в великолепной форме. С необычайной легкостью Геннадий Владимирович бегал из комнаты в комнату, приносил папки с собранными документами и материалами, книги, изданные у нас и в России. Показал уникальную карту района разведывательных действий “Джека”, датированную 1942-м, которую держал в руках наш земляк Иван Мельников. Когда пришло время расставаться, Геннадий Владимирович предложил тост в память об Иванах. Как тут было не подчиниться опытному разведчику? Угощал салом собственной засолки и отменной квашеной капустой, из чего сделала заключение, что Юшкевич — хозяйственный человек. 
Геннадий Владимирович подарил мне одну из своих книг, чтобы прочла ее внуку. Чтобы память о героизме и мужестве жила и в будущих поколениях.